Вот уж не знаю почему, но я, как деревенская Фрося из анекдота, с детства любила хлеб. Может, потому что мама,сама трепетно к хлебу относившаяся вследствие своего голодного хлебонедостаточного военного детства, когда покупала особо свежий, почти горячий хлеб в магазине, вожделенно вдыхала его аромат, и говорила: "Это хлебушек непростой, его лисичка из леса принесла." Меня уговаривать есть хлеб, даже и черствый, не надо было, но в "лисичкином" хлебе само-собой таилось какое-то волшебство, а иначе нафига б надо было лисичке из лесу его в город переть к нам домой? Иногда хлеб приносил "зайчик", причем независимо от вида муки - в нашей семье покупали исключительно ржаной - по 18 копеек более темный, по 16 копеек чуть посветлее. По вкусу они тоже слегка различались, но различался ли "зайчиков" хлеб от "лисичкиного" ценой или сортом ржаной муки - я, конечно, уже не узнаю.

Я могла есть хлеб просто так, сам по себе - в любом виде - даже без сливочного масла или, краюшку, обсыпанную сахаром и смоченную чайной ложечкой воды, обзываемую "пироженкой". Я любила также гренки, если бабушка обжаривала их на одной сковородке с яичницей, то, я старательной выковыривала и съедала лишь хлеб, каким бы плохим аппетит ни был. Я любила сухари, которые бабушка готовила из грубых остатков непорезанного хлеба в русской печке, мама - аккуратно порезанными ломтиками, посыпанными солью, в духовке, а моя тётя Клава - тоже в духовке, но каким-то иным, ей только известным способом, к тому же из белого хлеба, нарезая его мелкими кубиками. Когда меня приводили к ней в гости и трем моим кузенам надоедало играть со мной, они усаживали меня в кладовке, давали мешок тряпок и мешок сухарей могли забыть там на целый день - и я была счастлива. Я сидела в маленькой тесной кладовке без окон на полу в странной позе, не каждому йогу посильной, обвив ноги вокруг попы, перебирала тряпки, непонятно зачем вешая их себе на шею и с упоением грызла тёти Клавины сухари.

Наличие хлеба или сухарей в доме мне требовалось почти всегда. Иногда я искала их "скребя по сусекам", и найдя в углу нижней части буфета кусок забытой богом заплесневелой буханки, радовалась беспредельно, вгрызаясь в позеленевшую жесткую корку неполным еще комплектом молочных зубов. Ну, примерно, в то время, согласно преданиям, я любила также пожевать известковую штукатурку от печки, но это уже не хлебная совсем история.

Когда я стала достаточно взрослой, чтобы ходить одной в булочную на углу, и бабушка поручала мне 20 копеек, чтобы купить-буханку-черного-сдачу-принести, я, бывало, доносила до дому от этой буханки лишь половину. В то, что лисичка этот хлеб нам не доставляла, я уже не верила, но зато верила в то, что она его - пекла.