Почему я решила начать рассказы о своей трудовой биографии со времени своей неудачной попытки поступить в институт, я не знаю. Может быть, потому, что это событие спровоцировало появление у меня трудовой книжки. Но ведь я ей 17 лет уже не пользуюсь, хоть трудиться не перестала вроде бы. И до появления этого документа уже успела получить кое-какой опыт, даже, между прочим, не бесплатный.
Где-то по окончании класса шестого, если не ошибаюсь, решили мы с одноклассницей Андрамоновой хорошенечко подкалымить. Чтоб деньги водились у нас настоящие, и не надо было выпрашивать у родителей по пять копеек на петушок на палочке или по 30, чтобы хватило на мороженное, и на кино. А, может, у нас уже и тогда амбиции посерьезнее петушков с мороженным были, но за давностью лет-то я этого не помню.
В нашем городе были различные производственные предприятия, в том числе хлебозавод, мясокомбинат, управление "Главрыба". И хотелось бы нам с Андрамоновой работать, конечно же, на кондитерской фабрике, где выпускали лучшее в СССР "Птичье молоко". Но вакансии для нас нашлись только на маслосырбазе. Там выпускали сливочное масло, творог жирный и обезжиренный и, по слухам, очень много сортов сыра, хотя в на прилавки местных магазинов поступали из них лишь два: костромской и колбасный.
Вот на производство упаковок для того самого колбасного сыра и запускали нашу бригаду бездельников, которым во время летних школьных каникул делать было нечего, включая Андрамонову и меня. Утром мы садились в какой-то небольшой автобус вместе со взрослыми работниками маслосырбазы, и он вёз нас на предприятие за город. Прямо у ворот предприятия нас шибал резкий запах топлёного масла и внутренностей дядиных носков, но взрослые работники проходили через этот запах, не поведя ноздрёй. Андрамонова, кажись, тоже привыкла через день-другой. Только меня не переставало тошнить, да я стойкий была оловянный солдатик, держалась, очень зачем-то мне эти деньги нужны были.
Отводили нас в крытое и очень холодное помещение, расставляли парами - мы с Андрамоновой, конечно же, к высоким столам, похожими на станки, давали огромные пачки листовой слюды, этикетки с буквамы "Колбасный сыр", дощечку, большую катушку шпагата и клей с кисточкой. Этикетки были трёх разных цветов, будто бы на разные сорта сыра им положено было наклеиваться, хотя сами эти сыры выглядели абсолютно одинаково.
Ну и кипела работа. Из шпагата мы нарезали недлинные веревочки. В вслюду вкладывали доску, листа хватало, чтобы три раза эту доску обернуть, мазали конец листа вдоль клеем, цепляли на него этикетку, один конец завязывался шпагатом. Один из нас делал эти самые трубочки и клеил этикетки, другой - концы шпагатом завязывал. И так - полный рабочий день, до четырех. Чтоб не скучно было, мы иногда ролями менялись. В четыре все готовые к колбасному сыру упаковки сдавали мы учетчице с блокнотом, она против каждой фамилии записывала, кто сколько за день произвел. За упаковку платили нам две копейки. Не помню, на двоих или на каждого, но за день мы успевали кучу этих упаковок наклеить, так что деньги при этом зарабатывались сумасшедшие, вам и не снилось.
Могли б так всё лето проработать, да запах меня этот доконал-таки. В одно прекрасное утро у меня случился, пардон, от этого запаха жуткий понос, и я на работу не пошла. Не помню, что стало при этом с Андрамоновой, может, ее в какую-то пару третьей поставили, а может, она тоже решила на работу не ездить из солидарности.
Когда я через день-другой выздоровела, и мы опять пришли утром к автобусу, то нам сказали там, что ехать больше не надо, работа закончилась.
Не знаю, почему у них эта работа закончилась, сыр вроде бы не перестали выпускать с этими наклейками, мы их еще много лет спустя по своим отпечаткам пальцев узнавали. Возможно, учетчица перепутала что-то в блокноте с нашими фамилиями и цифрами, и бухгалтерии пришлось бы долго потом разбираться, кому сколько платить. А так - нам просто сказали больше не приходить, денег не заплатили. Только у Андрамоновой родители были назойливые, стали, кажется, отношения выяснять через райком, в результате мы однажды поехали опять-таки на том же автобусе к воротам той же маслосырбазы, только повели нас уже не в то холодное помещение, а в контору, где было окошечко, к которому мы подходили в порядке очереди расписаться в тетради и получить денежку. Нам всем выплатили одинаково - по семь, кажется, рублей. Огромные деньги. И мы сходили в кино. И мороженное купили. И петушка на палочке.
